"Наседка"

Для самой дальновидной матери тягостен момент, когда она должна перестать быть наседкой, выпустить цыплят из-под своего крылышка, чтобы они стали самостоятельными. Нет оснований оттягивать этот момент под предлогом, что ребенок еще хрупкий, он перенес операцию аппендицита четыре года назад и должен есть пищу, приготовленную исключительно матерью, ему нельзя играть во дворе, там, упаси бог, он вспотеет, нельзя гулять с друзьями, он непременно забудет одеть джемпер. В результате мать постоянно подавлена страхом, а сын мучается сознанием, что он неполноценный, слабее своих сверстников.

Перед нами выбор: или будем страдать мы, или дети.

Меня до сих пор мучает воспоминание о событии, происшедшем в Англии, я прочла о нем некоторое время назад в хронике. Умерла обеспеченная вдова, оставив сорокалетнего сына4Ш-валида, которому посвятила всю свою жизнь и заботы. Оказалось, что сын вовсе не инвалид. Просто в одиннадцатилетнем возрасте он перенес тяжелую, опасную для жизни форму кори, и выздоровление шло медленно. Понадобилось кресло на колесах, матери пришлось готовить ему специальные легкоперевариваемые блюда. Слабенький мальчик рос меланхоличным, мать баловала его и нежила. Она не сумела отказаться от покровительственной заботливости, столь хорошо нам всем знакомой, от удовольствия утешать своего грустного сына. Выздоровление затянулось на всю жизнь. В сорок лет у несчастного почти атрофировались ноги, он разучился ходить, потерял практически связь со всем, что находилось за стенами материнского дома. Это чудовищный эпизод, крайний случай, и мне могут возразить, что именно поэтому не стоит говорить о нем. Я думаю, что как раз наоборот, стоит. Мне многократно приходилось наблюдать матерей с аналогичными тенденциями, разумеется значительно более умеренными, чем у английской матери. Это ошибочная установка находить удовольствие в раболепном служении ребенку, предназначать ему лучшую еду и вещи, считать своим исключительным правом заботиться о нем и даже испытывать облегчение, когда он из-за легкой простуды пропускает денек школу и, лежа в постели, читает детские журнальчики, окруженный приличествующими запретами. Мой ребенок дома, ничего с ним не случится, он под защитой, я могу его лелеять... Эти слова, если бы мы произнесли их хотя бы мысленно, выразили бы ощущение сусального счастья, которое обволакивает нас и нашего ребенка, когда мы вместе упиваемся его легким недомоганием и его потребностью в покровительстве и ласке.